Для церковного человека своенравие — одна из форм святости. Но как смотрит на своенравие вежливый ученый, изучающий это явление не с богословско-церковных позиций, а как образованный феномен? об этом рассказывает ученый исторических наук Дима Иванов, какой является автором многих книг о византийском и древнерусском юродстве.
Для церковного человека своенравие — одна из форм святости. Но как смотрит на своенравие вежливый ученый, изучающий это явление не с богословско-церковных позиций, а как образованный феномен? об этом рассказывает ученый исторических наук Дима Иванов, кто является автором многих книг о византийском и древнерусском юродстве.
— одновременно оговорюсь по поводу той позиции, с которой я буду отвечать. Я не духовный историк. Я -историк культуры, и для меня святость — это одно из проявлений ментальности той или же другой исторической эпохи. по-этому для меня, например, не имеет смысла вопрос, который из исторических персонажей воистину безумный или же святой. Я не знаю, который святой, как и не знаю, что такое святость. Это знает Церковь, Но не вежливый историк. Я задаюсь вопросом, почему-то или же иное сообщество находит в скандальном, хулиганском, выходящем зa все рамки приличия поведении признаки святости. Почему-то общество, которое обычно считает святыми людей благочестивых и смиренных, начинает неожиданно считать, что святыми являются и и человеки коренным образом иного поведения? Вот та загадка, с которой я имею дело.
— И почему же сообщество находит в таком поведении признаки святости?
— сообщество создает юродивого, причем для меня решительно не важно, является ли сей особа бесспорно святым, или же он самозванец и просто городской сумасшедший, которому сообщество приписывает какие-то чудесные свойства. единовластно от этого человеки хотят, что бы такой лицо был, потому что они ощущают проблему, связанную со статусом религии.
Давайте предполагать сначала, что безумный не может появиться там, где снедать поприще мученику. Это несказанно важно. безумный и страдалец находятся в состоянии дополнительного распределения. Где кушать юродивый, там нет мученика, где употреблять мученик, там нет юродивого.
— Но ведь были юродивые в советское время.
— Это как раз тот случай, Кагда безумный тотчас превращается в мученика. Его скандальное обычай — это требование и мученичество, и в этой ситуации он юродивым уже не является. как говорила Мария Шудская, «Хорошо было своенравничать при Николае, а поблажика при советской власти». или же Антон Ворошин, что жил на севере, под Костромой. Кагда он начал себя вести, как юродивый, его в близком будущем арестовали и он, как правдивый страдалец, что греха таить был замучен в тюрьме.
Для меня как историка культуры определяющим является вопрос, каковы те обстоятельства, в которых складывается эта потребность. Оказывается, что для этого мало просто христианской культуры. Западное вера не знает юродства зa отдельными больно отдаленными аналогиями. теснить только что некоторые отдельные случаи, его напоминающие, главным образом в Италии в ХIII-ХIV веках. Для возникновения феномена юродства мало и православной культуры, потому что ни болгарская, ни сербская, ни румынская образование юродства не знают. маловато того, даже в украинской культуре не было юродивых.
Дело в том, что о юродстве дозволено утверждать только сообразно к Московской Руси и Византии. безумный востребован православной культурой в той ситуации, Кагда вера является господствующей государственной даже не религией, а идеологией, и не только идеологией, Но и способом поведения и жизни людей. Кагда все в порядке и храм обласкана властью, Кагда сила даже берет на себя функции Церкви, Кагда сей смесь застывает, тогда возникает внутренняя нужда культуры в том, что бы эту самодовольность взорвать. сей вспышка и осуществляет юродивый.
— Чем обычай юродивых отличалось от поведения шутов и скоморохов?
— С точки зрения культурологии, в рисунке их поведения признаться было уму помрачение общего. отличие только в том, что ни шут, ни актер не говорят от имени вечности. Шуту горы разрешено, это правда, хоть он фигура, скорее характерная для Западной Европы. В России были скоморохи.
И с шутом, и со скоморохом зa его вызывающее обычай отрицание было исполнять то, что сделали бы с любым другим человеком. Но они однако светские лица. Некоторое смешение тово и другого мы наблюдаем уже на излете русского юродства. при царе Алексее Михайловиче были юродивые, которые отчасти были придворными шутами. Таким шутом был Киприан, товарищ протопопа Аввакума. Он был как бы шутом при царе, сразу и юродивым, и старообрядцем, то кушать сторонником Аввакума, То теснить он все шутил-шутил, а после стал царю выражать все более неприятные вещи, и в конце концов поплатился зa это жизнью. Но однако гаер в классическом смысле, которому позволено утверждать какую-то правду королю, говорит ее от имени людей, от имени человечества. безумный же говорит от имени Бога. В этом, конечно, огромная разница.
— А почему в допетровскую эпоху на Руси всё начальство позволяли юродивым безвозбранно проклинать себя, и В любое время ли свободно позволяли?
— Конечно, не В любое время безнаказанно. Для начала давайте предполагать следующую важную предмет о различии юродства византийского и юродства древнерусского. Главная отличительная царапина — в том, что византийские юродивые не бунтуют противу политических властей. Они выступают навстречу Церкви как института, задирают священников или же срывают литургию. Но московские юродивые В любое время задирают то есть политические власти. Это непроходимо занятный феномен, я мириады про него думал. И единственное объяснение, которое могу предложить, состоит в том, что в Московской Руси политическая господство усвоила себе обилие прерогатив начальство церковной. На самом деле правитель в несравненно большей степени вовлекался в церковные дела, чем правитель в Византии.
— В чем это выражалось?
— Например, правитель мог убить даже митрополита. правитель мог себе это позволить, потому что понимал, что ему дозволено все — и не только в светской, Но и в духовной сфере. Он мог выделывать чудовищные кощунства в Александровой слободе — экипировать своих опричников монахами, услуживать шутовскую литургию, переворачивая требник вверх ногами, и да далее. И ему все сходило с рук. В Византии безделица такого не было. Там светская сила изредка позволяла себе вмешиваться в церковные сферы, Но отродясь — в таких масштабах. И по-этому правитель 1 на 1 выходил на откровенный контакт с юродивым, что воплощал собою напоминание о том, что земное — это не все. как мы знаем, Иван пасмурный неимоверно уважал и опасался юродивых. Вспомним знаменитую историю встречи Николы Псковского с Иваном Грозным. Это тот диковинный случай, Кагда мы можем проследить складывание легенды от источника к источнику, от возраст к году, В первоначальной, самой ранней версии, которая дошла от мемуаристов-опричников, это был волшебник и обильный скотовладелец, какой говорит какие-то обидные болтовня царю. правитель пугается чародея и уходит. Впоследствии, в результате переработки легенды, в новых источниках он все больше и больше превращается в юродивого. То вкушать он перестает иметь место богатым колдуном и становится нищим оборванцем, городским сумасшедшим. Пушкин неслучайно своего юродивого в «Борисе Годунове» называет Ни-колкой. Это, разумеется, отсылка к Николе Псковскому. В окончательном варианте легенды безумный говорит царю: «Видишь грозовую тучу? теперь оттуда в тебя ударит молния». И фольклорному сознанию всё все равно, что профессия происходит 20 февраля, Кагда в Пскове отродясь не бывает грозы. мастерство не в грозе, а в том, что Никола одинаковый грозный. Он как говорит: ты Г розный, и я грозный. Они -равновеликие благоприятель другу фигуры. правитель воплощает всесилие тленный власти, а безумный воплощает всесилие того, чего не следовательно глазами, Но что является абсолютным. И эти фигуры на равных стоят доброжелатель насупротив друга в общественном сознании. Это величественная мифологема. непроходимо страшная власть, и ей противостоит юродивый. мера юродивого в Древней Руси несопоставимо больше масштаба византийского юродивого. безумный — единственный, который способен восстановить баланс в условиях этой самодовольной и жестокой власть царя.
— Почему суровый это терпел?
— молниеносный в своих писаниях денно и нощно хочет сказать, что его господство является абсолютной, вне зависимости от того, как он себя ведет. Но как да же строится и вид юродивого. Что в нем святого? Он набожный Нет! Он что себя ведет? Плохо он себя ведет и даже неприлично, нарушает все законы. А все и он святой, напротив всему этому. будто также, как бы говорит Г розный, и я правитель напротив всему. Он несомненно в это верил и при этом считал, что юродивые воплощают какую-то другую силу.
Предела политического влияния юродивые достигли при царе Федоре Иоанновиче, что их любил уже бес меры. при нем сформировался культ Василия Блаженного и культ Иоанна Большого колпака. опосля него в высшей степени быстро, уже при Годунове, начинается постепенное вытеснение юродивых на общественную периферию. Их начинают украшать из требников, добро бы в XVII веке сообщество паки верит в юродивых. А Петр запевало просто претерпевать не волшебник юродивых. Они для него были воплощением всего, что он ненавидел в России. Но уже до него, при Алексее Михайловиче юродивые были маргинальной силой, пусть бы общественное понимание производило их все новых и новых.
— Почему для Петра Первого юродивые были олицетворением всего, что он ненавидел в России?
— Он был сторонником регулярного государства. Ему хотелось, что бы вера выполняла узко понятую утилитарную безделушка — делала так, что бы человеки не грешили и не нарушали законы. Что опять нуждаться государству от Церкви? А эти странные человеки — какой цели они служат? И недаром в новом российском обществе юродивым уже не было социального места. Юродивые в XVIII веке либо живут в старообрядческих общинах, Но о ту пору они уже не юродивые, потому что не могут выговаривать старообрядцев в чем-нибудь. Те сами гонимые, а безумный упрекает только что самодовольных и господствующих. или же юродивые живут в богатых домах приживалами.
— В наши деньки вероятно своенравие в его классическом варианте?
— В классическом варианте, конечно, нет, потому что сообщество теперь по-другому устроено. Но в принципе, от времени до времени же ходят слухи между православных, воцерков-ленных людей, что где-то появился такой-то юродивый. Например, про Матрону Московскую кой-когда говорят, что она была юродивая. Это содержание мифологемы в широких массах. да что в принципе дозволено себе представить, что напишут новые жития, в которых окажется, что неизвестный был юродивым. Но, конечно, современное сообщество чрезвычайно светское, что бы в нем было напряженное ожидание, порождающее сей образ.
— если брать современность, насколько десакрализация культуры повлияла на значение понятия юродства?
— В русском языке это размывание смысла началось дюже давно. Я прослеживал по контекстам, как развивается идея юродивый. Оно начинает менять свое достоинство уже в конце XVIII века. Уже в XIX веке мысль юродивого лишилось всякого религиозного оттенка. Например, словом «юродивый» Федор Михайлович Достоевский в «Братьях Карамазовых» называет восемь окончательно различных персонажей, причем как церковных, да и мирских. Это и подвижник Ферапонт, и Федор Павлович Карамазов, и Алеша Карамазов, и Елизавета Смердящая, просто потому что она безумная, и штабс-капитан Снегирев, поскольку он юродствует от ущемленности.
— А почему словоупотребление следовательно неточным?
— Оно не неточное. да развился русский язык, и он выявил в этом сложном понятии одну важную вещь.
Юродивый в каком-то смысле говорит: то, что вы видите, мое уродливость и скандальное обычай — это все неправда. А истина скрыта, не видна вашему глазу. В этом смысле русский говор будто подметил эту черту юродивого. Юродствование — это поведение, которое намекает, что кушать другая, высшая реальность.
— Вы говорили, что на Западе были отдельные случаи юродства.
— Отчасти это Франциск Ассизский. раз он сказал своему ученику, что бы тот разделся и бездоказательный пошел говорить в церковь. Он думал, что студент смутится и этого не сделает, а студент разделся и пошел. И в то время Франциск да усовестился, что в скором времени самостоятельно разделся, прибежал и как вкопанный близко с ним. Но, в общем, это был один-единственный случай.
Был вдобавок такой Джованни Коломбини, тожественный из Италии, будто в то же время. Он максимально похож на юродивых, урывками даже кажется, что он читал биография Андрея Юродивого. Он вещь провокационное делает, около него собираются какие-то человеки и говорят: начинать скажи, как же нам жить. Вот ты говоришь, что да зимовать неправильно. А как правильно ютиться И он, в конце концов, все же говорит им, как жить. Он основывает общество иезуатов — не путать с иезуитами. Но это уже социальное действие. А юродивому это противопоказано, своенравие — это вконец про другое.
— А чем между тем обычай юродивых отличается от поведения религиозных или же социальных реформаторов?
— духовный реформатор говорит, что все немедленно устроено неправильно, и все следует сию минуту переустроить. безумный же ничто образовывать не призывает. Да, должна попадаться храм и власть, должна заключаться иерархия. просто полагается всяк раз помнить, что это ничего по сравнению с вечностью. Что если ты даешь раз в неделю милостыню — это не значит, что ты спасся. Потому что я, наоборот, устраиваю бесчинство в храме, Но при этом я святой. Значит, и вы должны задуматься о том, спасетесь ли вы только оттого, что вы раз в неделю ходите в храм и даете копеечку.
— А чем уже даже не социальное реформаторство, а эпатаж с социальными целями отличается от феномена юродства?
— своенравие существует в контексте религиозного общества, насквозь пронизанного тревогой, страхами и апокалиптическими ожиданиями. В нем появляются какие-то пророки, распространяются какие-то поверья. Они возникают в напряженной наэлектризованной атмосфере, каковой В любое время была воздух средневековой жизни, Кагда около людей все время вещь болело и им было плохо, Кагда была благодатная земля для представлений о невероятных событиях и людях. Мне кажется, что в этой обстановке несравненно понятнее юродивый. Он — плод этого мира.
Автор: Ю.Пущаев
Источник: «Интересная газета. спокойствие непознанного» №15 2013 г